"Шли не в ногу с нами, а против нас". Блечепсинское дело. Адыгея.1928г.
Блечепсинское дело 1928 г. – это дело о женском бунте, потрясшем всю партийную и советскую элиту Адыгеи и Северо-Кавказского края, куда в то время административно входила Адыгейская автономная область.
О Блечепсинском деле в советской историографии почти не писали, обходя эту тему или молчанием, или ограничиваясь скупыми строчками. Пожалуй, больше всех об этом написал историк Чиназ Кубов в своей книге «Исторический опыт партийного строительства в национальных автономиях Северного Кавказа в переходный период к социализму» (Майкоп, 1990).
Бунт, или, как его называют источники, женский съезд, был охарактеризован как вылазка и провокация против советской власти в период жесточайшего обострения классовой борьбы в деревне. Впрочем, женские протесты не были чем-то новым для северного Кавказа, в сводке Северо-Кавказской краевой прокуратуры «О перегибах и противодействии текущим хозполиткампаниям на селе» из 11 массовых крестьянских выступлений, произошедших 8 – 21 марта 1930г., шесть были охарактеризованы как преимущественно женские по составу участников. (Цит. по: М.А. Гадицкая, А.П. Скорик Женщины-колхозницы Юга России в 1930-е годы: гендерный потенциал и менталитет. Ростов-на-Дону, 2009).
В свое время я работала с архивными документами по Блечепсинскому делу. Его еще предстоит вписать в общий процесс коллективизации в Адыгее и, освободившись от тесных рамок привычной для советского времени методологии, дать ответ на вопрос – что и почему на самом деле случилось в Блечепсине в 1928 г.?
Выступлению женщин в Блечепсине предшествовали хлебозаготовки, которые проводились с применением чрезвычайных мер. План хлебозаготовок на Дону и Северном Кавказе был выполнен на 92%, но крестьяне заплатили за это высокую цену. У многих не осталось даже запасов, под угрозой срыва оказался весенний сев. В обзоре политического состояния СССР ОГПУ на май месяц 1928г. читаем;
«Темп хлебозаготовок. Трудности кампании. Майский план хлебозаготовок выполнен нацобластями на 60%. Впереди всех идет Чечня, выполнившая 101% задания, за ней Осетия — 67%, Ингушетия — 62%, Кабардино-Балкария — 53% и Адыгея — 20%.
Недостаточное выполнение плана Кабардино-Балкарией объясняется тем, что излишки, имевшиеся у основной массы крестьянства, были сданы в зимний период, вследствие чего к маю хлеб оставался у кулаков и частично у середняков.
В Осетии и Ингушетии недостаточный темп хлебозаготовок обусловлен, главным образом, перебоями в снабжении промтоварами и отрубями. Слабое выполнение плана Адыгеей в значительной степени явилось следствием гибели озимых посевов (90%), вызвавшей необходимость пересева».
Архивные отчеты свидетельсвуют, что в начале июня 1928 г. группа черкешенок 40-50 человек в ауле Блечепсин устроила у здания аульного совета митинг против хлебозаготовок. Женщины кричали, что они против хлебозаготовок, против коллективизации, против землеустройства, против нового быта, против яслей и против латинизации. Из источников неясно, были ли это заранее сформулированные лозунги или же женские крики, полные отчаяния, потом, уже под пером партийных боссов, превратились в продуманный антисоветский выпад.
Женщин не смогли унять ни женское собрание, ни пленум аульного Совета. Женщины, хранительницы очага, готовы были буквально драться за свои семьи, которые могли не выдержать голода, ведь забирали не только запасы хлеба, но и семенное зерно.Хлебозаготовки были сорваны. Такие же женские демонстрации прошли в аулах Тахтамукай, Егерухай, Шенджий.
В Блечепсин поспешила комиссия из Областного комитета партии с инструктором Северо-Кавказского крайкома Батчаевым.
Комиссия оставила после себя отчеты, из которых следует, что нашлось сто тысяч причин женскому бунту. От подстрекательства кулаков и эфенди до отрыва местной партячейки от аульской бедноты. Ячейка, как писали в отчетах, «потеряла классовое чутье» и территориально, поскольку находилась далеко от аула, и ментально, поскольку среди 12 человек только 3 человека были черкесами. Страшно далека она оказалась и от понимания аульской бедноты – в ячейке процветали пьянство, КОВы, учрежденные для того, чтобы поднять статус и улучшить условия аульской бедноты, выдавали хлеб зажиточным и лишенцам.
Женщины, даже несмотря на детский сад и клуб горянок, избу-читальню, изумлялись партийцы, «шли не в ногу с нами, а против нас».
Блечепсинское дело рассматривалось на закрытых партийных совещаниях и в Краснодаре, и в Ростове. В итоге бюро Натырбовского райкома ВКП(б) ( ему подчинялась аульная партячейка) получило выговор, прокуратура занялась сотрудником райкома Поповым, которому было поручено собирать шариатские сборы и на которого жаловались аульчане. Был усилен административный и партийный прессинг, в аул поспешили краснодарские активистки для «принятия мер к усилению работы среди женщин» - аульским женщинам предлагалось все больше клубов, красных уголков, больше бесед, женских собраний, больше женских артелей и т.д.. В партячейке прошла чистка, а все «социально чуждые элементы» были удалены из всех организаций аулов.
Весь пафос теперь был направлен на бедноту, призванную стать социальной опорой в коммунистическом строительстве в селе. Бедноте увеличивали льготы, вводили в сельсоветы, в руководство коопераций. Крепкие крестьяне, кустари и ремесленники стали сдавать свои позиции, а беднота все чаще относилась к своему новому положению прагматично..
На самом деле Блечепсинское дело было самым мощным в Адыгее сигналом, свидетельствующем и кризисе системы, основанной на идеологическом давлении и жестком администрировании. В период свертывания НЭПа с его возможностью аренды земли, развитием рынка, частной инициативы и кооперации, льготным кредитованием, женщины Блечепсина были чуть ли не единственными, кто таким образом протестовал против зарождающейся системы репрессивных мер в селе.
