Противостояние интеграционных моделей на Южном Кавказе. Кто в выигрыше?
Противостояние интеграционных моделей на постсоветском пространстве
На протяжении последних почти уже десяти лет тема выбора интеграционного вектора была одной из самых горячих тем общественно-политических дискуссий как на Южном Кавказе, так и в других регионах постсоветского пространства. Наиболее выпуклым тут является пример Украины, которая недавно, в связи с президентскими выборами 2019 года, вновь дала почву для обсуждений. Может быть интересно ознакомиться с публикациями:
- Уроки «Евромайдана» пять лет спустя. Противостояние России и Запада – причины (22 февраля 2019)
- Чем отличается украинская революция 2014 года от армянской 2018 года? (16 марта 2019)
- Почему украинские выборы важны для всего постсоветского пространства (1 апреля 2019)
- Почему Зеленский не добьется успеха в экономике и не будет другом Москвы (22 апреля 2019)
При сверхполитизации вопроса о членстве в том или ином интеграционном объединении, даже нейтральная, научная дискуссия, приобретает политический окрас и становится проблемной.
Вернемся к интеграции. Если проанализировать содержание тех дискуссий, которые шли на постсоветском пространстве вокруг того или иного объединения, то можно сказать, что дискуссия по подписанию Соглашения об ассоциации с ЕС была преимущественно политической и, хотя Европейский союз представил также предварительные оценки экономического эффекта данного соглашения для стран Восточного партнерства, это было скорее на полях.
Чаще всего звучал тезис о «цивилизационном выборе», который вообще не выдерживает никакой критики, учитывая тот факт, что вряд ли можно говорить о разных цивилизациях, да и то, что накладывается все это на общий фон глобализации и заточенность Евразийского союза на конвергенцию с Европейским союзом («Европа от Лиссабона до Владивостока»). То, что это не вышло, ничего принципиально не меняет, поскольку институции Евразийского союза создаются по образу и подобию ЕС, конечно с учетом местной специфики, хотя и внедряются с огромной скоростью.
Другое дело – Евразийский союз. Аргументация российской стороны была преимущественно экономической, возможно, потому что политические (а также, излюбленные исторические) аргументы потенциальными партнерами воспринимаются очень слабо. К концу 2017 года даже в Армении были довольно распространены скептические настроения относительно евразийской интеграции. См. Европейская vs евразийская интеграция в социологии стран Южного Кавказа.
Само рассмотрение проблемы интеграции в парадигме «выбора» предполагает игру с нулевой суммой. Страна «должна» сделать выбор между двумя блоками и, выбрав один, она теряет возможность сотрудничества с другим. В определенных случаях сумма может даже быть отрицательной: потеря на одном направлении больше, чем приобретение на другом. Именно это можно сказать про случай Украины. В игру с положительной суммой смогла сыграть только Армения, которая сумела приобрести, пусть и немного, на европейском направлении (подписав аналог ассоциативного соглашения с исключением его торговой части), и в то же время, стала равноправным членом Евразийского союза.
Однако здесь и кроется тот факт, что выбор не был симметричным. Если Москва предлагала постсоветским странам полноценное членство в Евразийском союзе, то Брюссель предлагал подписать торговое и отчасти – таможенное соглашение, не беря на себя серьезных обязательств. В то же время Европейский союз по населению в три раза больше Евразийского, а по валовому внутреннему продукту – почти в десять раз в номинале и в четыре раза – в паритете.
Южный Кавказ и дилемма внешнеэкономической интеграции
Как бы там ни было, эти дебаты отгремели уже почти шесть лет назад – и сегодня Армения является членом Евразийского Союза, Грузия имеет ассоциацию с Европейским Союзом, а Азербайджан в итоге решил не присоединяться ни к кому, сфокусировавшись на своем суверенитете, Азербайджан также стал членом Движения неприсоединения. Все это произошло практически одновременно: осенью 2013 года подписываются первые договора, а уже в 2014 соглашения начинают постепенно вступать в силу. Евразийский союз официально был учрежден в начале 2015 года, на базе Таможенного союза Евразэс, а отдельные положения вступают в силу до сих пор. Также было и с европейской ассоциацией Грузии, которая преодолела очередной крупный рубеж в 2017 году, но некоторые положения до сих пор в процессе.
Одновременно идет процесс перестройки экономики для ее адаптации к новым условиям – и этот процесс пока не завершен. Все вышесказанное означает, что все эффекты от членства страны пока не успели ощутить, степень влияния внешней интеграции на экономику еще будет расти в ближайшие годы и, вероятно, лишь лет через пять выйдет на пик. Также, стоит учитывать, что в принципе не обязательно, что данное влияние будет позитивным. Однако о том, что уже имеется, можно говорить. На данный момент можно говорить о результатах за прошедшие пять лет – с 2014 по 2018 год включительно.
Экономики Южного Кавказа очень похожи друг на друга. На первый взгляд это не так: грузинская экономика уже имеет определенное лицо, азербайджанская экономика четко ориентирована на энергоресурсы, а армянская почти полностью изолирована Турцией и Азербайджаном.
Во-первых, у экономик стран Южного Кавказа схожий генезис. Они были в значительной мере созданы в советский период, а в 1990-е гг. испытали влияние войн, энергетических кризисов и трансформационный спад, вызванный сменой экономической модели и обвалом советских государственных институтов по управлению экономикой. Суммарно страны Южного Кавказа потеряли от 60% до 80% ВВП в первой половине 1990-ых гг.
Во-вторых, размер экономик отличается не очень значительно. По населению страны отличаются максимум в два раза, а по ВВП на душу населения и того меньше.
В-третьих, все три страны экспортируют сырье. Если Азербайджан экспортирует в основном нефть, газ и нефтепродукты, то Грузия и особенно Армения экспортируют металлы. Общее – то, что доля продуктов с добавленной стоимостью в экспорте всех трех стран невелика.
В-четвертых, мало отличается уровень жизни. Уровень зарплат в странах Южного Кавказа и прочие показатели, характеризующие уровень потребления близки друг к другу.
В-пятых, страны Южного Кавказа импортируют почти все, что потребляют, и здесь дело не в том, что страны малы, а в том, что чаще всего технологически они не способны произвести даже самые простые продукты, а вся политэкономия подталкивает их элиты к опоре на импорт.
Приведу количественные показатели для иллюстрации данных тезисов. Спад экономики можно оценить на графике ниже (приведен пример Грузии):
График 1. Динамика ВВП Грузии, 1965-2018 (индекс, 2010=100)
Источник: Экономика Грузии – итоги 2018 года (3 января 2019). Для спада ВВП Армении см. «Экономика Армении, 1817-2017. Реконструкция». См. также: Позднесоветский кризис и далее. Почему Армения не смогла стать успешной экономикой
Таблица 1. ВВП на душу населения в признанных странах Южного Кавказа, 2018
ВВП на душу населения |
Официальная оценка |
С уточнением населения |
Азербайджан |
4 555 |
7 354 |
… ненефтяной сектор |
2 664 |
4 301 |
Армения |
4 185 |
4 480 |
Грузия |
4 371 |
4 117 |
Примечание: данные приведены в долларах, текущие цены, по обменному курсу. Графа «с уточнением населения» основана на рассчитанной автором среднегодовой численности населения на 2018 год. Источник исходных данных по валовому внутреннему продукту за 2018 год – World Economic Outlook (IMF), April 2019 database, оценки предварительные.
Касательно численности населения, читатель может ознакомиться со следующими записями:
- Население Армении завышено на 200 тысяч человек
- Наличное население Армении составляет 2,801 тыс. человек
- Политизация статистики, некорректная перепись и методологические проблемы исказили население Грузии
- 10-миллионный Азербайджан?
Таблица 2. Уровень зарплат в странах Южного Кавказа, 2018
Среднемесячная зарплата |
Брутто |
После налогов и соцвыплат |
Азербайджан |
321 |
264 |
Армения |
368 |
257 |
Грузия |
410 |
330 |
Примечание: данные по Армении и Азербайджану – основаны на окончательных годовых данных, а по Грузии – на оценке, учитывая поквартальную динамику зарплат (годовые еще не опубликованы).
У каждой из стран есть свои конкурентные преимущества и слабости, но их число не столь велико, чтобы нивелировать вышеприведенные сходства. Краткий список этих особенностей будет выглядеть так:
Таблица 3. Конкурентные преимущества и слабости каждой из экономик Южного Кавказа
Преимущества |
Слабости |
|
Азербайджан |
Большие запасы энергоресурсов; Поддержка со стороны Турции |
Высокая коррупция; Риск возобновления боевых действий |
Армения |
Диаспора; Человеческий капитал |
Блокада и логистические проблемы; Риск возобновления боевых действий |
Грузия |
Эффективная бюрократия; Географическое положение |
Доминирование иностранных игроков; Слабый реальный сектор |
Таким образом, в одном, географически компактном регионе со схожей историей и культурой, реализуются одновременно три разнонаправленные интеграционные стратегии, что делает регион идеальной площадкой для сравнения их эффективности. Период 2014-2018 гг. был довольно сложным для стран региона, поскольку характеризовался резким снижением цен на сырье и снижением притока трансфертов, а также девальвацией национальных валют. Четыре года, прошедших с момента выбора интеграционных моделей все еще небольшой срок для того, чтобы сформировать исчерпывающее представление о плюсах и минусах всех трех подходов. Тем не менее, висящий в воздухе вопрос относительно результативности той или иной модели интеграции требует своего, пусть и предварительного ответа. В первую очередь в экономической плоскости.
Экономическая динамика в период интеграции
Рассмотрим ситуацию в макроэкономике. Начнем с динамики ВВП.
Таблица 4. Темпы роста ВВП стран Южного Кавказа в 2010-2018
|
Азербайджан |
Армения |
Грузия |
|
ВВП |
В т.ч. ненефтяной сектор |
|||
2010 |
105.0 |
107.9 |
102.2 |
106.2 |
2011 |
98.4 |
109.4 |
104.7 |
107.2 |
2012 |
102.2 |
109.6 |
107.1 |
106.4 |
2013 |
105.8 |
109.9 |
103.3 |
103.4 |
2014 |
102.7 |
106.9 |
103.6 |
104.6 |
2015 |
100.6 |
101.1 |
103.3 |
102.9 |
2016 |
96.9 |
95.6 |
100.2 |
102.7 |
2017 |
100.1 |
102.7 |
107.5 |
104.8 |
2018 |
101.4 |
101.8 |
105.2 |
104.7 |
Примечания: рост ВВП в % к прошлому году. За 2018 год оценки предварительные. Здесь и далее: темпы роста приводятся в реальном выражении, с поправкой на инфляцию/дефлятор. Источники: МВФ, ЦБ Азербайджана, Армстат, Грузстат
Начиная с 2015 года самые худшие результаты показывает Азербайджан, причем как нефтяной, так и ненефтяной сектор экономики, в то время как Армения и Грузия продолжают движение примерно с тем же темпом, хотя период 2014-2016 гг. был довольно тяжелым в экономическом плане. В частности, экономика Армении испытала влияния ряда внешних шоков: кризис на сырьевом рынке 2014-6 гг., «Апрельская война» 2016 года и «Бархатная революция» 2018 года. Рассмотрим усредненную динамику по 4-5 летним периодам с 2006 года.
Таблица 5. Среднегодовые темпы роста ВВП и промышленности стран Южного Кавказа, 2006-2018 гг.
|
Азербайджан |
Армения |
Грузия |
|
Всего |
Ненефтяной сектор |
|||
Валовый внутренний продукт |
||||
2006-2009 |
119.4 |
108.2 |
104.3 |
105.0 |
2010-2013 |
102.8 |
109.2 |
104.3 |
105.8 |
2014-2018 |
100.4 |
101.6 |
103.9 |
104.0 |
Изменение |
-2.4 |
-7.6 |
-0.4 |
-1.8 |
Объем промышленной продукции |
||||
2006-2009 |
118.2 |
|
98.9 |
106.7 |
2010-2013 |
99.2 |
107.5 |
109.8 |
111.4 |
2014-2018 |
99.8 |
106.6 |
106.2 |
103.8 |
Изменение |
+0.6 |
-0.9 |
-3.6 |
-7.6 |
Источник: Расчеты автора на основании национальных и международных данных. см. также Экономические проблемы Азербайджана. Валовый внутренний продукт.
С середины 2000-ых гг. темпы роста экономики Грузии были выше, чем у Армении. Но в последние годы разрыв стал минимальным – всего 0.1% в год и с большой вероятностью он будет полностью нивелирован в 2019 году. Вышесказанное означает, что в общем виде, наибольший эффект от вступления в интеграцию получила Армения, далее - Грузия и Азербайджан, выполнявший роль контрольной страны, показал наихудшую динамику.
Текст получился очень большим и пришлось его делить на две части. Вторая - посвящена Армении: