Не последнее слово

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

В минувшую пятницу в Нижнем Новгороде закончился суд над Станиславом Дмитриевским, главным редактором газеты «Право-защита» и исполнительным директором Общества российско-чеченской дружбы.

Публикация им в газете обращений Аслана Масхадова и Ахмеда Закаева к российскому народу и Европарламенту в марте 2004 года в интерпретации нижегородского правосудия потянула на 282-ю статью УК РФ «Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности»...

Основным аргументом обвинения стала цитата из Закаева: «Нам пока еще не поздно договориться по всем спорным вопросам. Но для этого российский народ должен избавиться от людей, для которых мир означает потерю власти, а возможно, и скамью подсудимых. До тех пор, пока они в Кремле, в России будет литься кровь».

Прокурор попросил 4 года...

Процесс, судя по всему, мыслился как показательный. Вышел – нелепым, примитивно сфабрикованным. Другим получиться просто не мог по определению.

И по большому счету, не слишком интересно, как тупо и беспомощно нижегородское правосудие пыталось сделать из Дмитриевского врага народа. Принципиальный интерес в другом – в общественном резонансе на эту историю.

На суд Дмитриевский пришел с рюкзаком. «С вещами на выход» – прогноз, что такая фраза прозвучит в зале, допускался. Сторонниками и товарищами Стаса в первую очередь. В зал судебных заседаний пускали всех желающих. Местной прессы с телекамерами набилось битком, быстро стало душно. Захотелось позвать погреться в зал «Наших», которые молчаливо мерзли у входа в здание суда с плакатом «Миротворцев-террористов не бывает».

Вышел судья Бондаренко с лицом человека, у которого ноет зуб. Дмитриевскому дали последнее слово. Девять страниц текста, по сути, стали обвинительным заключением самому процессу.

Подсудимый, в вину которому вменялось разжигание межнациональной розни, напомнил, что осенью 2004 года он сам обращался в прокуратуру с заявлением о возбуждении уголовного дела по 282-й, теперь уже «родной» ему статье. Поводом стала публикация в газете «Московский комсомолец в Нижнем» редакционной статьи с призывами к депортации всего чеченского народа в районы Крайнего Севера. Состава преступления тогда в публикациях не нашли.

И уже когда шло следствие, в декабре Нижегородский правозащитный союз обратился в прокуратуру с аналогичным заявлением – в Ленинском районе города были распространены антисемитские листовки. Опять в ответ тишина от правосудия. Понятный алгоритм. Где тот УК, а где правосудие, вопрос риторический.

Но в последнем слове Дмитриевский рассказал широкой публике еще об одном фрагменте, который со всей очевидностью перевел следствие из жанра фарса в жанр комедии. В самом начале следствия прокурор Малюгин направил завкафедрой мировой политики и международного права нижегородского университета профессору Ольге Хохлышевой письмо с вопросом: «Содержат ли статьи, опубликованные в газете «Право-защита», призывы к насильственному изменению конституционного строя?». Собственно, именно это заключение, по словам Дмитриевского, и стало единственным юридическим обоснованием возбуждения дела.

Хохлышева ответила прокурору, как ей подсказал профессиональный и гражданский долг. Из ответа следовало, что Дмитриевского можно привлечь по статье 279 «Вооруженный мятеж», 280 «Публичные призывы к насильственному изменению государственного строя», 281 «Диверсия», 353 «Планирование, подготовка и развязывание агрессивной войны», 130 «Оскорбление». Есть еще пара статей, но уже даже перечислять не смешно.

Следствие ссылаться на этот документ в процессе стеснялось, но к сведению приняло.

И еще Дмитриевский вспомнил, как за этот год прессовали Общество российско-чеченской дружбы. Как закрывали грантовые счета и списывали как недоимку по налогам всю рублевую наличность. Как в городе разбрасывали листовки с угрозами в их адрес и как взламывали сайт общества, какими эпитетами награждала местная пресса Дмитриевского. «Пособник боевиков» – самый целомудренный из всех. Чем больше он рассказывал, тем очевиднее становилось, что реальный срок в его деле, который озвучат через пару часов, не химера.

В заключение обвиняемый Дмитриевский прочитал стихотворение Галича. В зале зааплодировали, и переменившийся в лице судья Бондаренко заорал: «Прекратить хлопать! Это вам не концерт...».

После перерыва выяснилось, что в зал на оглашение приговора будут пускать не всех, а только прессу. Сергей Адамович Ковалев, стоя у металлоискателя, спрашивал у охранника: «Вы понимаете, что нарушаете гражданские права? Это же открытый процесс». Охранник не возражал и в диалог с представителем Уполномоченного по правам человека не вступал. Ситуация накалялась. Ковалев стал звонить с мобильного в приемную Лукина, кто-то из московских правозащитников набирал телефон «Эха Москвы». Сам Дмитриевский наотрез отказался подниматься в зал. Спустя двадцать минут выяснилось, что распоряжение «не пущать» отдал судья Бондаренко, которого вывели из равновесия аплодисменты в зале. Еще через двадцать минут, когда стало очевидно, что вольное трактование судьей Бондаренко гражданских прав присутствующей на суде публики может получить широкую огласку, в зал все-таки пустили всех.

Чтение обвинительного приговора, практически дословно идентичное заключению прокурора, заняло минут пять. Два года условно, «учитывая, что действия подсудимого не повлекли за собой общественно опасных деяний». Стоявший рядом Ковалев вытер пот со лба, а за спиной кто-то выдохнул: «Слава богу!».

И об общественном резонансе, к слову. За все время следствия ни одно крупное печатное издание или телеканал делу Дмитриевского внимания не уделили. Масштаб фигуранта не впечатлил или чеченская тема, переставшая быть актуальной, не соответствовала – не суть. Важнее иное. Если бы в зале суда появились люди с узнаваемыми лицами, которых в народе записали в отряд «демократов», тогда медийный, а соответственно, и общественный интерес был бы выше. Но они не появились. Не появились Борис Немцов, Ирина Хакамада, Валерия Новодворская тоже не появилась. Не были замечены Явлинский и Каспаров. Нашли время и силы далеко не молодые правозащитники Сергей Ковалев и Светлана Ганнушкина. Приехал в качестве наблюдателя от Евросоюза представитель немецкого посольства Вольфганг Бензаг, представители Московской Хельсинкской группы, «Мемориала» и «Российских радикалов». И есть очень внятное ощущение, что именно их присутствие и солидарность не позволили суду впасть в хамский произвол.

Показательно, но Дмитриевского поддержали совсем не те, кто при удобном случае рассуждает о судьбах демократии в России и кто взял на себя ответственность ее олицетворять.

Пока шло следствие, «Международная амнистия» вышла с заявлением, что в случае осуждения Дмитриевского на реальный срок он будет объявлен узником совести. Несколько пикетов в лютые морозы провели правозащитники в Москве. Международный фонд «Свобода слова» наградил Русско-Чеченское информационное агентство премией «Свободная пресса России-2006».

Сам Дмитриевский направил кассационную жалобу в Нижегородский областной суд.

Наталья Чернова

Опубликовано 9 февраля 2006 года