НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Если не будет ваших возражений, «излишки» пойдут на реализацию нашей программы «организация пожертвований при помощи средств массовой информации и интернета от физических и юридических лиц для оказания адресной помощи остро нуждающимся людям по их письмам».

Берлин ждет Аню Чернову в сентябре

27 июля здесь на сайте, в Газете.ru и на сайтах «Коммерсантъ», «Эхо Москвы», livejournal.com и Здоровье@Mail.Ru мы опубликовали историю четырехлетней Ани Черновой из Ростовской области («Признак человечности», Валерий Панюшкин). У девочки тяжелый врожденный порок сердца, помочь берется Берлинский кардиоцентр (Германия). Немецкие врачи планируют в ходе одного эндоваскулярного вмешательства устранить коарктацию аорты, дефект межжелудочковой перегородки и открытый артериальный проток. Дорогие друзья, теперь эта операция стала возможной – вы собрали всю необходимую сумму (491 055 руб.). Черновы благодарят за помощь, примите и нашу признательность!

Клиника ждет Аню в сентябре. Официальный перевозчик Русфонда компания «Аэрофлот» оплатит перелеты Ани с мамой по маршруту Ростов-на-Дону - Москва – Берлин и обратно (программа программа «Мили Милосердия»).

Мы следим за развитием событий.

Признак человечности

Аню Чернову спасет операция на сердце

Девочке четыре года. У нее три порока сердца: коарктация аорты, дефект межжелудочковой перегородки и открытый артериальный проток. В России оперировать девочку никто не берется, а если и возьмутся, когда девочка подрастет, то речь идет о большой операции на открытом сердце. Немецкие врачи берутся исправить все три порока за одну эндоваскулярную операцию, причем прямо сейчас. Валерий ПАНЮШКИН рассказывает про Аню журналистке Юлии ЛАТЫНИНОЙ.

– Живет девочка в деревне в Ростовской области. Поэтому, вероятно, история ее болезни представляет собою серию врачебных ошибок и глупостей. Когда Аня родилась, местные врачи сказали, что сердце у нее абсолютно здоровое. Но мама не поверила, она же видела, что ребенок холодеет, и одышка даже в покое. Повезла в Ростов-на-Дону. Ростовские врачи поставили диагноз порок сердца, но решили не оперировать, дескать, зарастет само. Мама опять не поверила: написала в Москву, повезла в кардиоцентр в Пензу. В Москве сказали, что надо подождать, пока девочка подрастет. В Пензе сказали, что порок огромный, нужна операция на открытом сердце. Мама опять не поверила и написала в Берлин, где, наконец, девочку взялись оперировать эндоваскулярно и без промедлений. В этой истории поражает полное отсутствие коммуникации между врачами. Не беда, если врач ошибается или не может сам поставить диагноз. Беда, если врач не советуется с коллегами. Почему они не советуются друг с другом? Это же так естественно?

– Не скажу насчет ростовских врачей, но у меня есть печальное подозрение, почему местные врачи сказали, что девочка абсолютно здорова. Дело в том, что современная российская система здравоохранения устроена так, что врачу из местной маленькой поликлиники невыгодно ставить больному диагноз, с которым его надо отправлять лечиться дальше. Если он поставил такой диагноз и выписал направление, то лечение в московской или ростовской больнице будет оплачено из страховых денег, выделяемых местной больнице. Я знаю одну такую историю в Перми. Врачиха местной больницы устроила диспансеризацию, прогнала всех женщин через УЗИ, выявила несколько случаев рака груди на ранней стадии и выписала им всем направления на лечение. Женщин она спасла, но в больнице она стала самым ненавидимым человеком: ведь женщины лечились на те деньги, которые иначе бы остались в больнице. Еще раз: современное российское здравоохранение сознательно, намеренно, на институциональном уровне устроено так, что местной больнице выгодно ставить смертельно больному диагноз «совершенно здоров». У нее от этого денег больше.

– Еще поражает упорство мамы. Она не просто искала специалистов, а перебирала специалистов до тех пор, пока нашла таких, чья стратегия лечения полностью соответствовала представлениям мамы о том, как должно быть. Такое упорство должно бы казаться естественным, но я встречаю его впервые. Обычно люди покорны, даже когда речь идет об их детях. Каковы, как ты думаешь, механизмы упорства и покорности?

– Я думаю, что это вещи неисповедимые. Но еще я при этих поисках мамы вспомнила одного своего знакомого, эмигрировавшего в США. Он привез туда больную раком маму, и она прожила еще десять лет. Все эти десять лет он донимал врачей, он говорил, что ее неправильно лечат, возмущался тем, что американский врач может принять по шестьдесят пациентов в сутки, искал в интернете какие-то иммуномодуляторы, требовал их выписывать, они его посылали. Он был неправ. Его лечила машина, и в этом сила американской медицины. Ты попадаешь в машину. В Огайо, в Кентукки, в Бостоне – врачи будут работать с тобой строго по протоколу, и в принципе человек, который лезет к ним с тем, что он вчера вычитал в интернете, – идиот. А в России, получается, человек правильно лезет. Потому что машины нет. Спасти ребенка может только он сам.

– В семье четверо детей. Папа зарабатывает пятнадцать тысяч рублей в месяц. Живут во многом за счет огорода и подсобного хозяйства. При этом, когда я спросил, почему не оформили Ане инвалидность, Анина мама сказала «потому что нам не предлагали». Что это? Природное казацкое либертарианство? «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас».

– А как мама оформит Ане инвалидность, если местные врачи говорят, что девочка здорова? Думаю, что у мамы, занятой спасением собственной дочери, просто не оставалось времени еще и на борьбу с государственной машиной. Как ты знаешь, я отмороженный либертарианец и пособий не люблю. Именно поэтому я могу однозначно сказать – это тот случай, когда давать пособие совершенно правильно. Я, знаешь ли, очень люблю историю японской макаки по кличке Мозу, за которой наблюдали биологи в горах Шигу. У Мозу не было ни ручек, ни ножек, и стая таскала ее с места на места и кормила. Мозу дожила до глубокой старости и родила пятерых. Об инвалидах общество обязано заботиться. Точка. Учитывая историю Мозу, мы даже не можем назвать заботу об инвалидах признаком человечности. Мы даже не может назвать это признаком человекообразных обезьян. Макака, как ты знаешь, это не человекообразная, это не ape, это monkey. С макаками наши пути разошлись двадцать пять миллионов лет назад.

– Мы собираем деньги на то, чтобы прямо сейчас и не травматично прооперировать девочку в Берлине. При том, что ее можно прооперировать в России бесплатно (за счет государства), но не сейчас и очень травматично. Нам довольно часто пишут, что мы не имеем права собирать деньги на то, чтобы лечить за границей детей, которых можно вылечить в России. Мы – негосударственный фонд, пожертвования собираем добровольные, подробно разъясняем все обстоятельства. Как ты думаешь, что делается в головах у тех наших читателей, которые пишут нам, что мы «не имеем права»?

– Я хочу рассказать этим читателям простую историю про бесплатность и отечественную медицину, которую мне рассказал знакомый врач. «Бюджет стал оплачивать нам искусственный сустав при переломе шейки бедра, – сказал он мне, – и смертность возросла на 20 процентов». Как так? А очень просто. Операция при таком переломе дает наилучшие результаты, если делаешь ее в первые два дня. Пока сустав был коммерческий, делали операцию, ставили сустав – все хорошо. После того, как он стал бюджетный, пациент (с шейкой бедра-то!) должен собрать тонну справок. К тому времени, когда он их соберет – прогноз ужасный. Вот пусть те, кто вам так пишут, сломают себе шейку бедра и испытают на себе все прелести бесплатного получения сустава.

Фото Андрея Бойко
и Валерия Мельникова

Для спасения четырехлетней Ани Черновой
нужно 491 055 руб.

Рассказывает кардиолог Немецкого кардиологического центра Станислав Овруцкий (Берлин, Германия): «У Ани три порока сразу. Девочка растет, нагрузка на сердце увеличивается. Уже сейчас у Ани сильная одышка, она быстро устает и очевидно не справляется с физической нагрузкой. Все три порока можно закрыть одномоментно и без операции на открытом сердце, эндоваскулярно. Этот метод наиболее щадящий для ребенка. Опыт проведения подобных вмешательств у нас большой. Аня будет здорова».

Немецкая клиника выставила счет на 491 055 руб. Анины родные не в силах его оплатить.

Дорогие друзья! Если вы решите спасти Аню Чернову, то пусть вас не смущает цена ее спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято. Деньги можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и руководитель Русфонда Лев Амбиндер). Все необходимые реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа.

Экспертная группа Российского фонда помощи

6.09.12
Аня Чернова успешно прооперирована в Немецком кардиологическом центре (Берлин, Германия). Выполнена щадящая эндоваскулярная операция. Одномоментно расширено стентом место сужения (коарктации) аорты и окклюдером закрыт открытый артериальный проток. По словам кардиолога Станислава Овруцкого, «вмешательство прошло без осложнений». Вторым этапом врачи планируют устранить межжелудочковый дефект, «очень большой и сложно расположенный, создающий высокое давление в легочной артерии».

Анины родители Альфина и Николай благодарят за помощь читателей Русфонда.