Речь Сергея Адамовича Ковалева от имени Общества "Мемориал" в Страсбурге при вручении премии имени Сахарова 16 декабря 2009 года

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Дамы и господа!

Позвольте мне от имени общества "Мемориал" поблагодарить Европейский парламент за высокую награду – премию имени Сахарова.

"Мемориал" воспринимает эту награду как награду не только нашей организации. Премии удостоено все правозащитное сообщество России, и даже шире – заметная часть российского общества. Вот уже сорок лет правозащитники отстаивают – сначала в Советском Союзе, а потом в России – "европейские", то есть общечеловеческие ценности. Эта борьба всегда была трагичной, теперь она все чаще оборачивается гибелью самых лучших, самых бесстрашных. Уверен, что, присуждая "Мемориалу" премию Сахарова, Европейский парламент имел в виду в первую очередь их – наших погибших друзей, соратников. Эта премия по праву принадлежит им. И первое имя, которое я должен назвать – это имя Натальи Эстемировой, сотрудницы "Мемориала", убитой этим летом в Чечне. Я не могу не назвать здесь и другие имена: адвоката Маркелова, журналистов Политковской и Бабуровой, убитых в Москве, этнолога Гиренко, застреленного в Петербурге, Фарида Бабаева, убитого в Дагестане, и многих других – этот перечень, увы, можно продолжать долго. Я прошу почтить память этих людей вставанием.

(Минута молчания)

Спасибо.

Эти люди погибли за то, чтобы Россия стала по-настоящему европейской страной, где общественная, политическая жизнь была бы основана на приоритете жизни и свободы каждого отдельного человека. А стало быть, они погибли и за Европу, ибо Европа без России – неполна.

Надеюсь, всем понятно, что, когда я говорю о "европейских ценностях" и "европейской политической культуре", я не вкладываю в эту терминологию решительно никакого географического содержания и никакого "европоцентризма". Ибо политическая культура, основанная на свободе и правах личности, воплощает общечеловеческую систему ценностей, равно пригодную для Европы и Африки, России и Китая.

В сегодняшнем событии все символично и взаимосвязано: и сама награда, и день ее вручения, и те, кто награждает, и те, кого награждают.

Андрей Сахаров, умерший двадцать лет назад, был выдающимся борцом за права человека и выдающимся мыслителем, выдвинувшим два фундаментально важных тезиса. Первый тезис состоял в том, что лишь преодоление политической разобщенности и вражды дает человечеству шанс на выживание и развитие, дает возможность справиться с глобальными вызовами эпохи, обеспечить всеобщий мир и прогресс на нашей планете. И второй тезис – что единственной надежной опорой для наших усилий по преодолению политической разобщенности современного мира являются права человека и, в первую очередь, интеллектуальная свобода.

Европейский Союз, парламент которого учредил эту премию еще при жизни Сахарова, – это сегодня, пожалуй, наиболее близкий прообраз объединенного человечества, о котором мечтал Андрей Дмитриевич.

В последнее время Россию и Европу все чаще противопоставляют. В России стало модно толковать об "особом российском пути", об "особой русской духовности", об "особых национальных ценностях". А в евроатлантическом мире нередки суждения о России, как о "лишней" стране с уродливым политическим развитием, обусловленным ее историей, национальной психологией, – и иные умозрительные конструкции. Что можно по этому поводу сказать? Разумеется, у России, как, впрочем, и у любой другой страны, – свой собственный путь к устроению жизни на общечеловеческих основаниях. Ни один народ в мире не организует свою жизнь по рецептам и схемам, целиком заимствованным извне. Но связь России и Европы вовсе не в том, кто у кого что заимствует. Вопрос можно поставить и так: а внесла ли Россия что-то в складывающуюся на наших глазах общеевропейскую и общечеловеческую цивилизацию? И тут я хочу напомнить об уникальном вкладе России в духовный и политический прогресс Европы и человечества: о ключевой роли советского правозащитного движения в становлении современной политической культуры. Сахаров переосмыслил роль прав человека и интеллектуальной свободы в современном мире еще в 1968 году. А в практическую плоскость его идеи перевели правозащитные организации, созданные советскими диссидентами, – прежде всего, Московская Хельсинкская группа, которую сегодня представляет здесь Людмила Алексеева. Эти организации первыми публично заявили, что громкие декларации о международной защите прав человека не могут оставаться заклинаниями. Нам удалось мобилизовать мировое общественное мнение, тогда и политическая элита Запада была вынуждена отойти от традиционного прагматизма. Разумеется, это развитие породило и множество новых проблем, до конца еще не разрешенных: пример – доктрина "гуманитарного вмешательства". За последние тридцать лет сделано немало, но предстоит сделать намного больше. У истоков этого процесса стояли российские правозащитники 1970-х, и потому ни нынешняя российская власть, ни те европейские политики, которые считают Россию "лишней страной", не могут вычеркнуть Россию из списка европейских стран.

В России последней трети ХХ столетия, как нигде больше, правозащитное движение стало синонимом гражданственности, а российская правозащитная мысль сумела развиться до сахаровских глобальных обобщений и приобрести качество новой политической философии. Это связано с уникальностью трагической российской истории ХХ века, с необходимостью осмыслить и преодолеть кровавое и грязное прошлое. Если толчком к послевоенной политической модернизации Западной Европы была Вторая мировая война, ставшая логическим завершением сравнительно недолгого господства нацистского режима в Германии, то для СССР и России необходимость переустройства диктовалась опытом семидесяти лет господства коммунистического режима, кульминацией которого была сталинская террористическая диктатура. Двумя основными составляющими возрождающейся российской гражданственности стали правовое сознание и историческая память. Правозащитное движение с самого начала позиционировало себя в первую очередь как движение за преодоление сталинизма в жизни страны. В одном из первых публичных текстов этого движения – листовке организаторов исторического митинга 5 декабря 1965 года в защиту права – об этом было сказано предельно просто и лаконично: "Кровавое прошлое призывает нас к бдительности в настоящем".

В сущности, эта особенная связь двух компонент гражданского сознания – правового мышления и исторической памяти – в полной мере унаследована современным правозащитным сообществом России, да и российским гражданским обществом в целом.

Думаю, что первостепенное значение, которое Сахаров придавал "Мемориалу" в последние годы и месяцы своей жизни, связано с тем, что он отчетливо понимал эту специфику. В деятельности "Мемориала" эти две базовые составляющие российской гражданственности слиты воедино.

Мне кажется, что и теперь, в двадцатую годовщину смерти Сахарова, депутаты Европейского парламента, выбирая лауреата, также почувствовали и поняли эту специфику. Мы все помним о принятой в апреле резолюции Европарламента "О европейском сознании и тоталитаризме". Эта резолюция, так же, как и последовавшая за нею июльская резолюция ОБСЕ "О воссоединении разделенной Европы", доказывает, что объединенная Европа понимает смысл и пафос нашей работы. "Мемориал" глубоко благодарен вам за это понимание. Абсурдность нынешней политической ситуации в России прекрасно иллюстрируется тем обстоятельством, что наш собственный парламент – парламент страны, больше и дольше всех страдавшей от сталинизма и коммунистической диктатуры, – вместо того, чтобы горячо поддержать эти резолюции, немедленно объявил их "антироссийскими"!

Все это показывает, что и по сей день сталинизм для России – отнюдь не эпизод ХХ столетия. Несколько лет сумбурной и неполной политической свободы были нами упущены. Живет главная черта коммунистического тоталитаризма – отношение к людям как к расходному материалу.

Цели государственной политики по-прежнему определяются независимо от мнения и интересов граждан страны.

Именно с этим связано установление в сегодняшней России режима "имитационной демократии". Имитируются решительно все институты современной демократии: многопартийная система, парламентские выборы, разделение властей, независимая судебная система, независимое телевидение и т.д. Но подобная имитация под именем "социалистической демократии" существовала и при Сталине.

Только сегодня для имитации не нужен массовый террор: достаточно сохранившихся со сталинских времен стереотипов общественного сознания и поведения.

Впрочем, при необходимости используется и террор. За последние десять лет в Чеченской республике "исчезли" – то есть были похищены, подвергнуты пыткам, бессудно казнены и невесть где захоронены – свыше трех тысяч человек. Эти преступления творили сначала представители федеральной власти, потом передали эту "работу" местным силовым структурам.

Сколько российских силовиков наказаны за эти преступления? Считаные единицы. Кто обеспечивал их привлечение к ответственности? В первую очередь, правозащитница Наталья Эстемирова, журналист Анна Политковская, адвокат Станислав Маркелов. Где они все? Убиты.

Мы видим, что насилие, ставшее в Чечне повседневностью, выходит за ее пределы и распространяется на всю страну.

Но и в этих обстоятельствах находятся люди, готовые противостоять возвращению прошлого. И это основание для надежды. Все мы понимаем, что никто не вернет Россию на путь свободы и демократии, кроме самой России, ее народа, ее гражданского общества.

Да и ситуация в нашей стране не столь безнадежна, как может показаться поверхностному наблюдателю. У нас немало союзников в обществе – в борьбе за права человека, в борьбе со сталинизмом.

Чего мы при этом можем ждать от европейских политиков, от европейского общественного мнения? Андрей Дмитриевич Сахаров сформулировал эти ожидания больше двадцати лет назад: "Моя страна нуждается в поддержке и давлении".

Объединенная Европа имеет возможности для такой твердой и, одновременно, дружественной политики, основанной на поддержке и давлении, но использует их далеко не в полной мере. Приведу лишь два примера.

Первый – работа Европейского суда по правам человека с жалобами от граждан России. Сама возможность обращения потерпевших в Страсбург должна вынудить российские суды работать квалифицированно и независимо. А главное – исполнение решений Европейского суда должно устранять причины, приведшие к нарушению прав человека.

За последние годы в Страсбурге вынесено более ста решений по "чеченским" делам, по тяжким преступлениям представителей государства против граждан. И что же? А ничего. Россия исправно выплачивает потерпевшим присужденные Европейским судом компенсации, как некий "налог на безнаказанность", отказываясь от расследования преступлений и наказания виновных. А все генералы, названные поименно в страсбургских решениях, отправлены не под суд, а на повышение.

И что же Комитет министров Совета Европы, призванный следить за исполнением решений суда? В Страсбурге разводят руками: "Что мы можем сделать?" – и молчат.

Второй, более общий пример – отношения России и Европейского Союза в области прав человека. Сегодня они фактически сводятся к тому, что Евросоюз раз в полгода проводит консультации с Россией по этой тематике. Как используется эта возможность? Чиновники не самого высокого ранга говорят несколько часов за закрытыми дверями, – Европа спрашивает про Чечню, Россия отвечает вопросом про Эстонию или Латвию, – и расходятся еще на полгода. Неправительственные организации, российские и международные, проводят параллельные мероприятия, слушания, представляют доклады. Представители Брюсселя на встречах с правозащитниками сокрушенно вздыхают: "Что мы можем сделать?" – и молчат.

Так что же должна делать Европа по отношению к России? С нашей точки зрения, ответ прост: она должна относиться к России так же, как к любой другой европейской стране, которая приняла на себя определенные обязательства и несет ответственность за их исполнение. Увы, сегодня Европа все реже формулирует свои рекомендации России в области демократии и прав человека, предпочитая иногда и вовсе не вспоминать о них. Неважно, что тому причиной – ощущение бесплодности усилий или прагматические соображения, связанные с нефтью и газом.

Долг Европы – не молчать, а вновь и вновь повторять, напоминать, уважительно и твердо настаивать на исполнении Россией своих обязательств. Разумеется, нет не только гарантий, но и особых надежд на то, что эти призывы достигнут цели. Однако если не напоминать – это точно будет воспринято российскими властями как индульгенция. Снятие острых вопросов с повестки дня вредит России. Но оно в неменьшей степени вредит и Европе, ибо возникают сомнения в приверженности европейских институтов европейским ценностям.

Премия, которой вы нас сегодня награждаете, называется "За свободу мысли".

Казалось бы – как может быть несвободной мысль, кто и как может ограничить ее свободу? Способ есть – это страх, который становится частью личности человека и заставляет его думать и даже чувствовать так, как от него хотят. Люди не просто боятся, они находят выход в том, чтобы "полюбить Большого Брата", как описал Джордж Оруэлл в романе "1984". Так было, когда в России был Сталин, так было, когда в Германии был Гитлер. Это сейчас повторяется в Чечне, при Рамзане Кадырове. Этот страх может распространиться по всей России.

Но что же может противостоять страху? Как ни парадоксально, только и исключительно свобода мысли. Это качество, которым в необыкновенной степени обладал Андрей Дмитриевич Сахаров, делало его неуязвимым для страха. А глядя на него, освобождались от страха и другие.

Свобода мысли — основа всех других свобод.

Поэтому для премии имени Андрея Сахарова так уместно название "За свободу мысли". Мы горды тем, что сегодня получаем ее.